Крупнейший сельхозпроизводитель Тульской области Михаил Шепелев: отечественному сельскому хозяйству требуется волевое покровительство власти

11 ноября исполняется 60 лет крупнейшему сельхозпроизводителю и переработчику Тульской области Михаилу Александровичу Шепелеву. О его опыте работы рассказывается в этом материале.

В прошлые времена хозяйство Михаила Александровича назвали бы маяком. В этом забытом определении скрывается большая доля правды. До сих пор в урочную пору сельхозники спрашивают друг у друга: «Шепелев уже начал уборку?» – «Да, начал, еще неделю назад». Это значит, что время пришло для всех.

Это нормально: в каждом деле должны быть свои ориентиры и локомотивы. Сам Михаил Александрович называет такие производства островками. Благодаря их опыту наше село постепенно вылезет из трясины кризиса, поднимется на ноги и начнет выполнять свою настоящую историческую миссию: кормить мир. Как говорит Михаил Александрович, для этого только нужно не вставлять палки в колеса.

По своей структуре хозяйство М. А. Шепелева – та самая глубокая кооперация, которая сегодня у многих на устах, но которая далеко не каждому по зубам. На примере хозяйства претворен в жизнь принцип: от вспаханного поля до стола. Шепелев один из крупнейших работодателей (включая заводы) в Ефремовском районе. И, что совершенно точно, крупнейший сельхозпроизводитель и переработчик в Тульской области.

Суметь сосредоточить в одних руках сразу несколько разнообразных производств и заставить все это работать с максимальной производительностью – дорогого стоит. Сегодня в интервью нашему сайту Михаил Александрович делится своим уникальным наработанным за долгие годы опытом.

– Михаил Александрович, Вы присутствовали на той встрече с министром Федоровым, где он упрекнул наших сельхозников в том, что он отстают от западных технологий. Причем, речь шла о лучших хозяйствах. Неужели это правда?

– Невозможно сравнивать несопоставимые вещи. Как можно сравнивать российское с/х с западным? Мы долгие годы развивались по-разному. Я не хочу огульно ругать все прежнее, но многое было неправильным. Огромные средства зарывались в бетон, в кирпич, в землю, а в итоге не получили ни денег, ни мяса. А европейцы уже тогда умели считать затраты и прибыль. К сегодняшним технологиям они шли упорно, степенно, а мы теперь хотим за десять лет наверстать эпоху. Но еще Черчилль говорил, что «нельзя преодолеть пропасть в два прыжка». А министр Федоров, как я понимаю, заметил в конкретном хозяйстве коров с необрезанными копытами и упрекнул в упущении. Согласен, что копыта у коровы надо обрезать, чтобы она не хромала. Но есть куда более серьезные вещи. В сельском хозяйстве накопились глубокие системные проблемы, которые не решить без вмешательства государства.

– Несколько лет назад государство дало крестьянам шанс – воспользоваться федеральными средствами в рамках национального проекта, но помощь оказалась медвежьей услугой. Почему?

– Крестьянам сказали: «Вот вам кредиты, внедряйте новейшие технологии, закупайте элитный скот, развивайтесь». Люди брали деньги, строили комплексы, покупали скотину, наделялись на развитие, а оказались в должниках. Что произошло? Кредиты по нацпроекту давали под 14 процентов. Бизнес-проекты составлялись из тогдашних закупочных цен, которые за четыре года изменились не в пользу сельхозпроизводителя. Цена на солярку выросла на порядок, подорожали запчасти, а молоко подешевело с планируемых 19 до 14 рублей. А стоимость одного технологичного скотоместа для коровы – 100 тысяч рублей, плюс столько же – купить нетель. За сколько лет окупится высокотехнологичное скотоместо? Да корова столько не живет! Или взять свинину. Бизнес-план составляли под 88-90 рублей, а сегодняшняя закупочная цена – 59. Когда нацпроект начинался, цена на зерно была 4 рубля, а в прошлом году она стала 8,5 рублей за фураж. Получилось, что энергетические монополисты сами по себе, кредитно-финансовая сфера – сама по себе, посредники – сами. И каждый вертит крестьянином, как хочет. Если сегодня не будет волевого решения как-то урегулировать этот процесс (стабилизировать закупочные цены, сдержать тарифы на э/э, пролонгировать кредит до 15 лет), ни одного нацпроекта никто не потянет. На наших глазах уже разрушилось несколько крупных хороших хозяйств.

– Михаил Александрович, Вы не участвуете в нацпроекте, не берете длинных кредитов. Как удается успешно развиваться?

– Наше хозяйство построено на замкнутом цикле производства. Все, что производим, мы перерабатываем и продаем сами. Фактически имеет место кооперация из нескольких предприятий: ООО «Рассвет», ООО «Возрождение», ООО «Элеватор №2», ООО «Садко». У каждого свое направление. На площади 12 тысяч га выращиваем зерновые, кукурузу, рапс, сахарную свеклу, немного картофеля. Стадо КРС и дойных коров – 1,5 тысяч голов. Поголовье свиней – до 15 тысяч. Молоко, говядина, свинина – все перерабатывается на собственных мини-заводах. Кефир, творог масло, сметана, колбасные изделия – реализуются в фирменных магазинах на территории района. Маслоцех выпускает рапсовое масло и жмых, который идет на корм скотине. Есть еще два элеватора, которые принимают на сушку и хранение продукцию десятков предприятий с ЦФО.

– Кооперация – это тот фундамент, на котором держалась и советская промышленность, и держится европейская. Обидно, что в нынешней России кооперационные связи между предприятиями были разрушены. Теперь крупные предприятия возрождают кооперацию внутри себя. Например, Туламашзавод создал «дочки» по направлениям. Вы вот разделились на предприятия по профилю. Наверное, это самое правильное решение?

– По большому счету это неправильно, но другого пока не дано. Мы сами сделали из себя монстра, но это единственный путь к выживанию. Я по роду деятельности сельхозпроизводитель, не переработчик, не перекупщик и не торгаш. Но меня жизнь заставила взяться за все сразу. Мы организовали переработку молока, когда закупочная цена на него опустилась в прошлом году до 14,5 рублей при себестоимости 13 рублей. Это нас сильно выручило. С учетом остальных звеньев замкнутого цикла рентабельность производства в целом составляет 80 процентов. На эти деньги хозяйство живет и развивается, в нем работает 385 человек, люди получают достойную зарплату, все социальные выплаты, строим жилье для ценных специалистов. Имеем возможность помогать работникам с оплатой дорогостоящих операций. Но еще раз повторюсь, что замкнутый цикл производства – не от хорошей жизни.

– С начала года поголовье коров в области уменьшилось на 6 процентов. Надои с коровы в среднем по области невысоки. Значит, есть крупные латифундисты, и есть остальные, которые тащат все показатели вниз. Из-за них, между прочим, область не получит федеральных дотаций. Нужны ли вообще хозяйства малых форм, например, фермерские?

– В молочной отрасли области осталось шесть-семь хозяйств с крупным поголовьем, с надоями 8 тысяч, со своей переработкой. Остальные сводят концы с концами, спасая убыточное молочное стадо за счет прибыли в растениеводстве. Но это не выход. Из 180 хозяйств у 90 надои составляют менее 3 тысяч литров с коровы. Если им не будет поддержки, они долго не продержатся. Не думайте, что у нас нет умных хозяйственников. Создайте хорошие условия, и село поднимется. Россия – страна большая и богатая. Ей нужны и крупные хозяйства, и фермеры, и частные подворья. У каждого свое предназначение. За двадцать лет в области умерло 20 тысяч деревень. Многие из них могли спастись благодаря личным подворьям или наличию в селе производства. Даже небольшое фермерское хозяйство – это какая-никакая инфраструктура, работа, зарплата, жизнь. В Америке, например, начинающему фермеру дают на пять лет бесплатный кредит. Только приходи, развивайся. И у нас, считаю, можно вернуть людей в село. Только надо создать условия: домами, зарплатами, кредитами…

– Какая отрасль в нашем сельском хозяйстве наиболее конкурентоспособна?

– Можно сказать, что по полеводству мы приблизились к европейским нормам. И по технологиям, и по оборудованию. Но есть одно уязвимое место – это запчасти к импортной технике. Здесь мы полностью зависим от импорта. Если в силу каких-то обстоятельств поставка запчастей будет прекращена, полеводство встанет. Мы же не поставим поршня с ДТ-75 на Джон-Дир? В этом направлении для наших машиностроителей непаханое поле. Взять хотя бы лапку культиваторную, примитивная в сущности конструкция. А даже ее мы вынуждены приобретать у иностранцев. Почему бы не организовать отечественное производство запчастей для импортной техники?

– На территории Туламашзавода строится инструментальный завод, который будет производить инструмент для оборонных предприятий ЦФО. Наверняка, они смогли бы заняться и запчастями на импортную сельхозтехнику. Почему бы нет? Будем считать, что в этом интервью мы подарили хорошую идею нашим машиностроителям.

* * *

Интересна судьба Михаила Александровича. Ведь понятно, для того, чтобы создать такой разветвленный производственный механизм и много лет к ряду заставлять его исправно работать – по силам человеку неординарному, как говорят, харизматичному, умеющему решать задачи, для других непосильные. И конечно, имеющему большой жизненный опыт. Подспорьем этому опыту стали поездки по стране еще в молодости. Когда-то Шепелев работал на Дальнем Востоке – рубил лес в тайге, колол лед. Ходил в Тихий океан на БМРТ «Аральск», ловил рыбу недалеко от Америки. Хотя по свойствам характера он всегда был человеком оседлым, привязанным к родной земле. Сам Михаил Александрович о своей судьбе говорит просто: «Где родился – там и пригодился. Моя пуповина зарыта в трехстах шагах отсюда».

Еще до путешествия на Дальний Восток учился в местной школе, работал учеником автослесаря в ефремовской сельхозтехнике. В эту же сельхозтехнику пришел работать и после возвращения на материк. Собирал транспортеры, ремонтировал доилки и поилки. Параллельно учился в Богородицком техникуме, после окончания которого работал в колхозе – бригадиром, управляющим, агрономом. Получил высшее образование. Стал председателем колхоза.

А потом его начала бить судьба и бить крепко. Сначала подвело здоровье. Да так, что врачи едва ли не в приказном порядке рекомендовали бросить руководство хозяйством. Но на деле расстаться с любимой работой оказалось совсем непросто: когда ушел из колхоза и стал возглавлять элеватор, тут же завел подсобное хозяйство для коллектива, снабжать работников молоком, мясом, что по голодным 90-м для многих было спасением.

А потом ему поручили поднимать разваливающийся свиноводческий комплекс. Сам Стародубцев обещал покровительство. Так и началось самое большое и важное дело в жизни: сначала хозяйство «Возрождение», потом второе хозяйство, потом часть третьего, строительство цехов по переработке продукции, строительство второго элеватора… Врачи, в свое время запретившие Шепелеву большие нагрузки, удивлялись: «Вам трудно было работать в одном хозяйстве, так вы развернулись на полрайона. Остановитесь!» Но остановиться уже было нельзя и, главное, уже нельзя было бросить тех людей, которые поверили в Шепелева.

В эти годы судьба нанесла Михаилу Александровичу самый тяжелый удар: из-за трагического стечения обстоятельств ушел из жизни 27-летний сын Владимир – надежда отца, которого тот прочил в наследники и продолжатели дела.

Сегодня Михаил Александрович говорит: «Честно говоря, в память о сыне я ничего не бросаю. Все трудности останутся со мной, и я их буду преодолевать, пока есть силы, потому что знаю, что сын не простил бы мне слабости и отступления».

На самом деле в этих словах живет большая философия человека, хорошо осознавшего свое место на земле и свою роль в судьбе поднимающегося с колен русского села.

Автор: Лиана Кузнецова.